• A
  • A
  • A
  • АБB
  • АБB
  • АБB
  • А
  • А
  • А
  • А
  • А
Обычная версия сайта

Справедливая или оправданная: как философы видят войну

Битва при Креси (1346 г.), миниатюра из «Хроник» Жана Фруассара, XV в.

Битва при Креси (1346 г.), миниатюра из «Хроник» Жана Фруассара, XV в.
© Wikimedia Commons

Какую войну считали справедливой древние греки и христиане? Как изменилось это понятие в двадцатом веке, и что думают об этом ученые сегодня? Как они оценивают в этом контексте проблемы непропорционального  применения насилия в ходе боевых действий? Стоит ли вообще использовать сегодня понятие «справедливая война»? Эти темы обсудили эксперты Высшей школы экономики на научном семинаре.

Заместитель декана факультета гуманитарных наук по науке НИУ ВШЭ Арсений Куманьков представил на семинаре школы философии и культурологии ВШЭ книгу «Современные классики теории справедливой войны». Термин «справедливая война» звучит сомнительно для русскоязычной аудитории. Возможно, это понятие следует трактовать иначе, например, как «оправданная война», отсылающее к правовым и моральным категориям.

Арсений Куманьков
Арсений Куманьков
© Высшая школа экономики

Арсений Куманьков рассказал, что понятие справедливой войны появилось еще у Аристотеля. Древние греки выделяли войны справедливые и несправедливые (распри) и определяли допустимые и недопустимые формы ведения войны (крайняя жестокость, не ограниченная правилами), высшими покровителями которых были Афина и Арес. Затем этот концепт был использован христианскими авторами, которые рассматривали войну с еретиками и подобного рода грешниками, как средство их возвращения к Богу. Христианская традиция ограничивала воюющих, война рассматривалась не как средство истребления противника.

В начале XVII века происходит секуляризация представлений о справедливой войне, религиозные принципы уступают место легалистским, в частности у Гуго Гроция, настаивавшего на правовых основах начала войны и защите мирного населения от ее бедствий и насилия. Война у авторов XVII-XVIII веков становится  инструментом защиты государственного суверенитета. С этой точки зрения, высказанной швейцарским юристом Эмером де Ваттелем, никто не может судить в моральных категориях о войне, поскольку каждый государь судит о справедливости по-своему, а в юридическом смысле каждое государство равно в понимании правильности войны.

В XIX и части XX века философско-моральная дискуссия о войне затихает. Война становится прагматической и юридической категорией, появляются международные организации, регулирующие отношения в сфере войны и мира и определяющие правила войны. Гаагские и женевские конференции, казалось, не оставляют места философии и этике.

Ситуация меняется к середине XX века, после завершения Второй мировой войны и серии боевых действий, в которых государства сталкивались с неофициальными партизанскими, террористическими формированиями и даже отрядами, сформированными наркокартелями. В 1977 году на фоне завершения войны во Вьетнаме вышла книга Майкла Уолцера «Справедливые и несправедливые войны», где отражены общественные настроения, требовавшие возобновления дискуссии об этической стороне войны. 

По мнению Арсения Куманькова, Уолцер воспроизвел легалистский подход, где война является средством, которым государство должно пользоваться для защиты прав своих граждан. Он отчасти повторяет либеральные  аргументы о праве государства обращаться к военной силе, хотя последствия ее применения непредсказуемы. Он описывает несколько ситуаций, когда государство имеет право вести войну: самооборона, помощь союзникам и также гуманитарная катастрофа, происходящая за пределами своей территории.

В этой логике государство, увидевшее, что правительство другой страны ведет войну с собственным народом и применяет этнические чистки, геноцид и массовые депортации, получает право вмешаться в ситуацию, не являясь жертвой агрессии

Отдельная проблема – является ли вмешательство правом или обязанностью в таких вопиющих случаях, как геноцид в Руанде.

Отдельным вопросом является пропорциональность применения военной силы. По мнению Уолцера, могут быть обстоятельства, которые позволяют применять чрезмерное применение силы. Если вы сталкиваетесь с врагом, несущим угрозу всему человечеству и если есть сомнения в достижении победы ограниченными силами, то можно применить и неограниченное насилие, за что Уолцер подвергся критике.

Другой современный классик, Николас Фоушин предложил выделить в отдельную группу асимметричные конфликты, когда государство борется с повстанческими формированиями или отрядами наркокартелей из-за роста числа войн, в которых участвуют негосударственные субъекты.

В свою очередь Брайан Оренд  детализировал теорию Уолцера и его составляющие справедливой войны. Он уточняет, каким должно быть принятие решений и сам процесс ведения войны, чтобы она считалась справедливой. По его мнению, не менее важно, что итогом справедливой войны должен быть справедливый мир. По мнению докладчика, Оренд подчеркивает ответственность победителя за послевоенную реконструкцию и восстановление нормальной политической и экономической жизни. 

Ревизионисты считают, что война должна оцениваться с точки зрения ее влияния на отдельного человека и его права. Они уверены, что в несправедливой войне нельзя говорить о равенстве солдат обеих сторон.

В ходе обсуждения профессор Школы философии и культурологи ВШЭ Борис Кашников отметил, что мысль о моральном неравенстве комбаттантов ведет к противоречиям в теории справедливой войны и вызывает раздражение среди военных,  поскольку приближает роль солдат и офицеров «хорошей» стороны к палачам. Он полагает, что нынешняя теория справедливой войны приравнивает ее к наказанию и лишает войну правил благородного отношения к противнику, что приводит к  издевательствам над пленными, которые  практиковали американцы.

Парадигма прав человека и суверенитета доводит теорию справедливой войны до абсурда, порождает мысль, что справедливость войны – в утверждении прав человека во всем мире, что может привести к возрождению милитаристского сознания. 

Борис Кашников отметил, что прежняя теория справедливой войны не была присуща православию, поэтому в России с осторожностью говорят о справедливой войне. В нынешней теории, считает он, неясно, какую справедливость – формальную, процессуальную или иную – имеют в виду авторы, определяя характер войны, вследствие чего в их определениях звучит серьезная неопределенность. Он высказался против смешения войны и справедливости.

Когда мы постулируем справедливость войны, то  постулируем всеобщность некоторой системы ценностей и навязываем милитаризм. Оправданность войны – более скромное рассуждение

Профессор школы философии и культурологи Владимир Порус отметил, что понятия справедливости и оправданности войны меняются со временем. В частности, можно ли считать справедливой только оборонительную войну или такой можно назвать и превентивный удар по превосходящему противнику, изготовившемуся к наступлению. «Если мы попробуем смотреть на теорию,  как на поваренную книгу, то получится, что она устаревает до момента публикации книги», – полагает профессор.

Он считает, что трактовка войн зависит от определенности интересов отдельных стран или международных организаций, а необходимость создания теории справедливой войны зависит от наличия субъекта, готового выполнять ее положения. Требовательное отношение к теории справедливой войны предполагает точное и всеобъемлющее объяснение понятий, но и объяснение войны с морально-этической точки зрения.

Старший преподаватель школы философии и культурологи Роман Гуляев обратил внимание на примеры практического применения теории справедливой войны. Боевые действия, которые могут начинаться как оборонительные или для прекращения геноцида, способны привести к значительным жертвам и иметь в итоге отрицательные результаты.

Арсений Куманьков считает, что если потенциальная жертва агрессии видит, что сосед сосредоточил силы к границе и угроза неопровержима, то может ответить на эти приготовления, хотя международным правом превентивная война запрещена, как агрессивная. Он пояснил, что для моральной оценки войны изучаются три составляющие военного конфликта – принятие решения, боевые действия и ситуация после войны – и описывается набор принципов, которые должны соблюдаться во все эти периоды. Проблема в том, что сторона, правомерно вступившая в войну, может затем творить бесчинства. Вопрос в том, будет ли считаться в этом случае война справедливой.

Общепринятый пример справедливой войны – это Вторая мировая война и Великая Отечественная война, где СССР и другие страны антигитлеровской коалиции были жертвами агрессии бесчеловечного режима.  Докладчик также отметил, что мировому сообществу следовало бы активнее реагировать на события в Руанде в 1994 году.