Законы тайм-менеджмента по Платону
Алексей Плешков, выпускник первого набора академической аспирантуры ВШЭ, летом 2016 года защитил кандидатскую диссертацию по философии. О том, как спортсмен стал исследователем Платона, чего не хватает российским студентам по сравнению со студентами Оксфорда и что значит быть цельным человеком с точки зрения древнегреческой философии, Алексей рассказал новостной службе ВШЭ.
«Быть спортсменом — круто, но быть умным тоже неплохо»
Я третий ребенок в семье, у меня два старших брата, родители — инженеры, оружейники из Тулы. Старший брат — художник, средний — разносторонний гений, а я в семье с детства отвечал за спорт — занимался сначала волейболом, а затем футболом, и рассчитывал стать профессионалом. Но в старших классах получил тяжелую травму, порвал связки на ноге, долгое время не мог ничего делать, только читать, что и делал много и с наслаждением. Однажды, когда я уже начал ходить, мы гуляли с братом, который учился тогда в МГУ, и он очень вдохновенно рассказывал мне про древнегреческих философов. Почему-то это произвело на меня большое впечатление, мне захотелось приблизиться к философии, я пошел в книжный магазин и купил «Богословско-политический трактат» Спинозы. На мой вкус сейчас это — абсолютно зубодробительный текст, но тогда я его прочитал и поразили меня в нем две вещи: с одной стороны, что можно так ясно и лаконично выражать глубокие мысли, а с другой — как много лакун, которые можно заполнить и сделать что-то новое. Я стал читать дальше, благодаря книгам и общению с братом пришло осознание, что быть спортсменом — это круто, но быть умным тоже неплохо, а читать очень интересно. В итоге решил поступать на философский факультет.
Победитель НИРС
Хотя, поступая на философский, я не думал об академической карьере, благодаря моим преподавателям эти мысли очень быстро появились. После лекций был такой заряд, что сразу хотелось бежать в библиотеку и читать, чувствовалось, что за их словами что-то очень глубокое и важное. Это был тот случай, когда тебя никто не заставляет что-то делать, а ты сам чувствуешь острую необходимость преодолеть недостаток знаний.
И вот мальчик из Тулы сидит в общежитии в Одинцово и не понимает, как это могло произойти, что профессор из Оксфорда пишет: «Отличные материалы, вы нам нужны, приезжайте»
Хотя я учился хорошо (для меня это было принципиально), выглядел я непрезентабельно — рваные джинсы, ирокез на голове. Не очень понимаю, что увидел во мне мой научный руководитель — Александр Владиславович Михайловский, но он предложил мне почитать на английском несколько статей и довести курсовую работу о философии Гераклита до нужной кондиции, и подать ее на конкурс научно-исследовательских работ студентов. Это был конец первого курса, за лето я сделал это и в итоге стал победителем конкурса.
В качестве приза я получил 8000 рублей (большие деньги для меня по тем временам) и поездку в Голландию, это было невероятно. На следующий год я тоже выиграл этот конкурс, но уже с работой по Витгенштейну. Вышка умеет пробудить в студентах тягу к исследованиям.
Спортивная Вышка
Почти сразу, как я оказался в Вышке, стал играть в волейбол (и до сих пор играю). Мне кажется, спорт — это то, что отлично прочищает мозги и позволяет встряхнуться. У нас была очень сильная команды, мы ездили на студенческие игры в Париж и здорово там сыграли: и ребята, и женская сборная заняли первое место. Потом наша сборная выиграла «Чугунное яйцо» (студенческую премию ВШЭ) — и буквально за несколько лет поднялись из пятой во вторую студенческую лигу. В общем, практически каждый год выигрывали лигу или были вторыми-третьими.
Для меня всегда было важно, что в Вышке я могу заниматься тем, что мне интересно, будь это наука или спорт. У нас был свой собственный спортзал, где собирались ребята с разных факультетов, мы играли, потом вместе сидели в кафе, общались. Мне кажется, это полезно для университета — иметь места, где студенты разных специальностей могут заниматься общим делом. Надеюсь, после ремонта корпуса на Покровке у Вышки опять будет свой спортзал в центре Москвы.
ИГИТИ — школа научных кадров
В какой-то момент я подумал, что родителям тяжело помогать мне финансово и надо искать работу, которая не будет мешать учебе. Я случайно услышал от старшего товарища об Институте гуманитарных историко-теоретических исследований, куда набирали стажеров. Я очень волновался перед собеседованием, его проводили Ирина Максимовна Савельева и Андрей Владимирович Полетаев. Директор и заместитель директора, ординарные профессора, расспрашивают обо всем второкурсника — это был стресс для меня. Мне казалось, что я с треском провалился, но меня взяли, и начался новый этап моей жизни в Вышке.
Я попал в команду исследователей и преподавателей очень высокого уровня, и очень многое из того, что я сегодня умею, это их заслуга. Забавно, но когда я думаю про то, как я попал и начал работать в ИГИТИ — это напоминает Пифагорейский союз. Первое время молчишь и только внимаешь мудрости старших, потом начинаешь обсуждать, дискутировать с ними, наконец, обнаруживаешь, что готов к самостоятельному исследовательскому труду. Шикарная модель.
В Оксфорде такая среда, где студенты читают днем и ночью, после соревнований, после того, как выпьют пинту–две. Они постоянно учатся, постоянно в работе и ни на что не жалуются
Вообще, когда ты работаешь с такими людьми, которые, кажется, знают все в любой сфере о любом предмете, то ты начинаешь к этому сам стремиться, осознаешь свою недостаточность и пытаешься ее преодолеть. Общение с ними задает определённый горизонт ожиданий. И еще именно в ИГИТИ мне стало очевидно, что ученые — веселые люди, которые отчаянно работают, но умеют хорошо отдыхать, радоваться простым вещам и очень весело шутить.
Однажды Ричард Докинз в публичных дебатах процитировал фразу редактора крутого журнала. Она не очень приличная, но общий смысл сводится к тому, что наука — это очень интересно, и меня совершенно не волнует, что по этому поводу думают другие. Думаю, ее можно назвать моим кредо. Наука — это действительно интересно, и это то, чем я хочу заниматься. Поэтому после бакалавриата я пошел в магистратуру на программу «Философская антропология», а после поступил в академическую аспирантуру.
Академическая аспирантура и Оксфорд
Мы были первым набором академической аспирантуры Вышки, поступить было невероятно сложно, я поздно понял, что мне нужен сертификат по английскому, оставалась неделя, но в итоге я успел удачно сдать IELTS. Когда пришло время выбирать место для обязательной стажировки, мой научный руководитель сказал, что нужно ехать в Англию, в Оксфорд или Кембридж. Для меня это было что-то запредельное, но он предложил это настолько буднично и уверенно, что я подумал — а почему нет, это же мечта, надо ехать. Написал мотивационное письмо, research proposal. И вот мальчик из Тулы сидит в общежитии в Одинцово и не понимает, как это могло произойти, что профессор из Оксфорда пишет: «Отличные материалы, вы нам нужны, приезжайте».
Меня как-то спросили, вы специально настолько оторваны от реальности? Но мне не кажется, что я сильно оторван. Наоборот, в периоды нестабильности именно обращение к таким фундаментальным вопросам и позволяет твердо стоять на земле
Первое время в Оксфорде было некомфортно, с носителями языка сразу осознаешь, что твой «блестящий» американский английский воспринимается как неразборчивое мычание, и все не то, чем кажется. Но постепенно я привык. Оксфорд — невероятный город, я не переставал удивляться, что вот здание XVI века — а это общага, там студенты живут. Кстати, о студентах. После общения с оксфордскими студентами ты понимаешь, что, несмотря на то, что ты хорошо учился и старался, ты все делал неправильно, потерял много времени и слишком мало узнал. Я играл за волейбольную команду Оксфорда, и вот в день главного спортивного мероприятия года — Varsity, как бы дерби, с Кембриджем — после матча товарищ мне говорит: «Скоро пойдем праздновать, но сначала мне надо доделать эксперимент в лаборатории». И это в субботу в шесть вечера! Это после победы над «ненавистным» Кембриджем в varsity! Просто такая среда, где студенты читают днем и ночью, после соревнований, после того, как выпьют пинту–две. Они постоянно учатся, постоянно в работе и ни на что не жалуются.
В Оксфорде у тебя нет сомнений, что ты находишься в Университете, это чувствуется в охраннике, который тебе никогда не нахамит и всегда поможет, и в помощнике библиотекаря, глядя на которого я не был уверен, что, если даже стану доктором наук, буду источать такое же интеллектуальное величие. Там мысль о том, что быть образованным и воспитанным человеком намного важнее, чем то, сколько ты зарабатываешь и где ты работаешь, совсем не кажется крамольной или утопической.
Время и вечность
Я занимаюсь проблемой времени в древнегреческой философии, название диссертации звучит так: «Становление темпоральных понятий античной философии (архаический и классический периоды)». Меня как-то спросили, вы специально настолько оторваны от реальности? Но мне не кажется, что я сильно оторван. Наоборот, в периоды нестабильности именно обращение к таким фундаментальным вопросам и позволяет твердо стоять на земле. А что может быть более фундаментальным, чем время и вечность?
Я еще в бакалавриате начал собирать частные случаи употребления разных временны́х понятий (aiōn, chronos, ēmar, kairos) у древнегреческих авторов, предшествующих и современных Платону. Собственно идея была в том, чтобы на материале этих частных словоупотреблений составить целостный образ времени, характерный для эпохи. И несмотря на то что тексты Платона обсуждаются уже две с половиной тысячи лет, выбранный теоретико-методологический подход позволил по-другому взглянуть на его наследие.
Этот подход можно назвать реконструкционистским, его цель — вернуть авторам, прежде всего Платону, их собственный исторический контекст. А именно — попытаться понять, как задавал вопрос о времени сам Платон, а не его великие наследники, будь то Плотин или Августин. То есть обычно мы смотрим на Платона так, как требует этого более поздняя концептуальная рамка, и это важно, чтобы включить его в более широкий контекст европейской философии. Но не менее важно и попытаться понять Платона в той мировоззренческой основе, которая была в его собственное время, которая формировалась его предшественниками.
Собственно, привычная концептуальная рамка исчерпывается выработанной в христианской традиции дихотомией времени и вечности: бог вечен и существует вне времени, а человек и мир временны. То есть вечное и временно́е разделены принципиально. Но как быть с Платоном, если у него время и вечность тесно связаны, если «время — это копия вечности»? Если они так похожи, то почему все-таки различны? И здесь и возникает вопрос к исходной рамке. В христианской традиции бог вечен и творит мир из ничего, то есть вечный бог создает временно́й мир exnihilo — два «уровня». Но у Платона мир не творится из ничего, значит, есть три «уровня» — вечный идеальный образец, временный мир, и материя. С вечностью и временем все понятно, нам это знакомо, но что делать с третьим уровнем — какой статус у него? В диссертации я и попытался доказать, что у нас есть основания предположить наличие третьего элемента «картины времени», которую я назвал «мгновенностью».
Если у тебя есть что-то, что ты делаешь, полностью погружаясь в дело, то ты преодолеваешь время в его изменчивости
Вместо дихотомии у нас получается трихотомия: с одной стороны вечность — абсолютная длительность, совершенно ни в чем не нуждающаяся, прекрасная полнота жизни и бытия, с другой — постоянно изменчивая мгновенность материи, которую невозможно зафиксировать, бурлящий хаос, в котором все мгновенно переходит во все. Время — производная от этих двух базовых метафизических уровней. Оно заимствует некоторую простоту, красоту, длительность от вечности, рождая порядок и размеренность (например, смена времен года), но в ней есть что-то и от небытия и хаоса (со временем все увядает, время обрекает на смерть).
Граница небытия определяет целостность
Когда у меня друзья друзей спрашивают, чем я занимаюсь, а у меня много друзей — не философов, я иногда в шутку говорю, что тайм-менеджментом. Потому что действительно, если взглянуть на Платона под определённым углом, то мы увидим, что он предлагает нетривиальный подход к организации времени.
Итак, время одновременно несет на себе печать беспорядка, смерти и изменчивости, но оно же и приближает нас к полноте вечности. Какая вечность нам доступна? Для меня эта та вечность, которая выражается в целостности.
Что это значит для конкретного человека? Например, вы можете сидеть и слушать лекцию. И если вы полностью погружены в этот процесс, все время остаетесь в нем, то событие приобретает такую длительность, которая не дробится. Если же вы послушали половину лекции, а вторую половину переписываетесь в телефоне, то вы не слушали лекцию, так как неделимой длительностью обладает только какой-то кусок, который лекцией не является.
И так же в жизни, если у тебя есть что-то, что ты делаешь, полностью погружаясь в дело, то ты преодолеваешь время в его изменчивости. Такое дело вытягивает время в некоторую целостную, нераздробленную длительность. А если ты делаешь то, это, пятое, десятое, причем без интереса, без погружения, то твоя жизнь дробится на маленькие кусочки, за которыми сложно увидеть себя целостного.